Когда мы – я, Руслан и Юрий, подошли к железнодорожной кассе, то выяснилось, что денег на проезд от Одессы до Ленинграда нам не хватает. Снашими деньгами мы могли купить билеты разве что только до Москвы. И тутвыяснилось, что в Москве у каждого из нас есть либо родственники, либохорошие знакомые, у которых можно раздобыть денег на дальнейшую дорогу. Альтернативы не было. Обстоятельства сделали выбор за нас. Итак, «В Москву, в Москву!»

После покупки билетов у нас осталось чуть больше тридцатки. Этого нам хватило на бутылку «Московской», копченую селедку и буханку хлеба. С этим запасом провизии и напитков мы и отбыли из Одессы в Москву.

В Москве наши пути разошлись. Я пошёл к своему дяде, старшему брату моей матери. У нас с ним была одинаковая фамильная метка – небольшая родинка над левым углом верхней губы. Мать, бывало, умилялась:

– И как это всё так передаётся!

Этой родинкой были отмечены все мужчины в семье моей матери.

О своём приезде я не сообщил и явился как снег на голову. Дядя куда-то уехал по своим научным делам, но его жена была дома. Я её недолюбливал, хотя с дядей у меня были хорошие отношения. Пожалуй, он был единственным родственником, который имел в моих глазах хоть какой-то авторитет. Раньше дядя жил в Ленинграде, однако довольно часто выражал желание перебраться в Москву. Я долго не понимал, чем это его не устраивает один из красивейших городов мира, пока однажды он не обронил фразу, что в Москве больше возможностей. В конце концов дядя осуществил своё желание: женился на москвичке и переехал в Москву.

Он был очень увлечён юриспруденцией. На него производили большое впечатление речи знаменитых русских адвокатов и судебных ораторов прошлого, таких как Ф.Н. Плевако, А.Ф. Кони и других. Сборник их речей был дядиной настольной книгой. Особенно восхищался он речами Фёдора Никифоровича Плевако. «Речь адвоката необязательно должна быть длинной, – говорил дядя. – Она может быть и очень короткой, но это не мешает ей быть эффектной». В доказательство этого он пересказал мне две речи Ф. Н. Плевако. Одна в защиту священника, который запустил руку в церковную кассу. На вопрос о том, признаёт ли он себя виновным, тот ответил:

– Да, признаю. Бес попутал!

Плевако сказал:

– Господа присяжные заседатели! Перед вами человек, который всю жизнь отпускал вам грехи. Сейчас он сидит и ждёт, отпустите ли вы ему его единственный грех!

Священника оправдали.

Другая речь была произнесена на судебном заседании по обвинению старушки в краже чайника. Прокурор произнёс блестящую обвинительную речь. Он сказал, что само по себе деяние, конечно, незначительное, но представляет собой покушение на частную собственность, которая является одной из основ общества, и если мы не будем принимать меры по защите частной собственности, то общество не сможет существовать.

Настал черёд Плевако. Он выдержал небольшую паузу, как бы раздумывая, а затем, не спеша, начал:

– Много невзгод обрушивалось на нашу Русь. Татаро-монгольское иго, польско-литовское нашествие в смутное время, неурожаи, голод, мор. Но выстояла наша Русь, всё выдержала! А тут – старушка украла чайник, и Русь должна рухнуть!

Старушку оправдали.

До сих пор я не знаю, правда это или вымысел. Дядя уверял, что всё так и было на самом деле.

Он окончил юридический факультет университета и уже предвкушал, какую блестящую карьеру сделает. Громкие процессы, которые он, разумеется, будет всегда выигрывать, слава, высокие гонорары.

Однако реальность оказалась совсем иной. Дядя рассказывал мне, что очень скоро ему пришлось понять, что в Советском Союзе адвокатура – бутафория для Запада, по сути, это не более чем декорация. Адвокат ничего не значит, всё решается и без адвоката. Зато очень много значит так называемое «телефонное право». Судебная система – не третья власть, а организация, полностью подчинённая исполнительной власти и действующая по её указаниям. Адвокаты практически не нужны. Есть они, нет их – совершенно не имеет значения. Судебное заседание прекрасно прошло бы и без них, и решение суда было бы вынесено независимо от их присутствия.Соответственно и гонорары у них были не бог весть какие и социальный статус не очень высокий. А дядя любил комфорт, он мечтал о жизни в достатке. Он очень быстро понял, что на адвокатском поприще он никогда не добьётся ни материального, ни морального удовлетворения своих притязаний, и ему пришлось принять непростое решение. Он снова пошёл учиться и окончил финансово-экономический институт. Теперь вместо увлекательной юриспруденции ему пришлось заниматься пресноватой экономикой, но зато в этой сфере деятельности его ждал успех. Он довольно быстро защитил кандидатскую диссертацию, а потом и докторскую, стал профессором, написал учебник по экономике для ВУЗов.

И в бытовом плане у дяди всё было, можно сказать, прекрасно. Со временем он получил отдельную двухкомнатную квартиру, куда переехал с Каланчёвки, где до этого он жил в большой коммуналке в комнате своей жены. Если идти по Кутузовскому проспекту от дома, где жил Л. И. Брежнев по направлению к гостинице «Украина», то по правую руку можно заметить небольшой проход. Пройдя по нему несколько десятков метров, попадаешь в сквер, прямо в нём стоит дом, предназначенный для научных работников. Городской шум сюда не доносится, здесь много зелени, создается полное впечатление, что находишься загородом.

Здесь и жил мой дядя вдвоём со своей женой. Свою единственную дочь он выдал замуж в Румынию. Румын приезжал в дядин институт учиться в аспирантуре, и дядя не упустил такой возможности. Теперь румын работал по линии СЭВа и довольно часто приезжал в Москву. Я был много о нём наслышан из разговоров дяди и его жены. Между собой они называли его Миша. Однажды я видел этого Мишу вовремя одной из моих командировок. Оказалось, что это никакой ни Миша, а просто Михай. Он производил приятное впечатление. Держался Михай с большим чувством собственного достоинства, но без чванства и заносчивости; разговаривал непринуждённо, но без излишней неуместной откровенности и бестактных вопросов. Словом, настоящий румынский аристократ – да и только!

Кроме квартиры дядя, как научный работник, получил дачу в Жуковске. Там был довольно большой участок, двухэтажный дом с водяным отоплением, которое работало на газе, и летняя постройка. Конечно, никаким огородом дядя не занимался, на участке просто росли сосны, и стоял стол для пинг-понга. Обычно всем, кто приезжал на дачу, предлагалось сыграть с дядей. Считалось, что дядя занимается спортом.

Казалось бы, дядя достиг всего, о чём мечтал. Комфорт, престижная должность, хорошая зарплата. У дяди были замашки хорошо обеспеченного человека. За обедом он непременно выпивал полбутылки сухого вина. Недостатка в деньгах он не испытывал. Кроме профессорской зарплаты он получал гонорары за статьи и книги. Надо думать, были у него и другие доходы.

Однако не всё было так гладко, как могло показаться на первый взгляд. Несмотря на то, что дядя преуспевал в области экономики, первая любовь – юриспруденция, не отпускала его. Он постоянно выписывал журнал «Человек и закон», Бюллетень Верховного Суда СССР и ещё какие-то юридические издания. В его библиотеке, кроме сборника речей известных русских адвокатов, находилось множество юридической литературы, в том числе стенографическая запись Нюрнбергского процесса – две толстенные книги. Я думаю, он всё-таки жалел, что ему не удалось осуществить мечты своей юности – стать знаменитым адвокатом, но если бы история повторилась, он поступил бы точно также.

Жена его оказалась самой первоклассной мегерой. Но не таков был дядя, чтобы безропотно позволить изводить себя и портить себе жизнь. Он нашёл в этой ситуации вполне приемлемый для себя выход. Насколько я знаю, дядя никогда не вступал в секс-контакты с малознакомыми женщинами, потому что он был человеком самых честных правил и высоких моральных принципов. Но зато у него была постоянная любовница, с мужем которой он поддерживал теплые дружеские отношения. Все об этом знали, но никто не осмеливался дяде ничего сказать. Дядю уважали, он был успешным человеком, а, как утверждал известный писатель-философ¹, успех так много значит среди людей.

Впрочем, дядя и его любовница особенно и не скрывали своих отношений. В то время я довольно часто ездил в командировки в Москву и всегда навещал дядю, а иногда и останавливался у него. В дядином доме я считался своим человеком, и меня никто не стеснялся, так что порой мне приходилось наблюдать всякие сценки из дядиной семейной жизни.

Один известный сатирик² сказал, что семейные отношения – дело тонкое. То жена у вас, как говорится, унеси ты моё горе, а то муж вашей любовницы круглый дурак. Это прямо про моего дядю было сказано! С мужем своей любовницы дядя работал в одном институте и покровительствовал ему. Мало того, что этот тип был с дурцой, так он ещё и умудрился испортить со всеми отношения. Тем не менее, дядина любовница мечтала пропихнуть своего мужа в кандидаты. В конце концов он слепил диссертацию, не без дядиной помощи, разумеется, и теперь надо было приискать оппонентов. Однако идти в оппоненты к нему никто не хотел. Искать оппонентов пришлось, естественно, дяде.

Я как раз был у дяди в гостях, когда он обхаживал очередного кандидата в оппоненты. Это был дядька интеллигентного вида, весьма почтенного возраста, по крайней мере, постарше моего дяди, с большой лысиной и в очках. Дядя выставил коньяк и довольно неплохую закуску, в том числе вазочку с красной икрой, что само по себе свидетельствовало о той важности, которую дядя придавал этому мероприятию. Гость с удовольствием пил армянский коньяк, со смаком закусывал и демонстрировал к дяде всяческое расположение. Однако на все уговоры он, прижав правую руку к левой стороне груди, проникновенно произносил:

– Сергей Петрович, Вы же меня знаете! Для Вас я сделаю всё, но для этой сволочи – ничего!

В общем, потерпел тогда дядя полное фиаско.

На следующий день он под благовидным предлогом на пару дней слинял из Москвы, чтобы хоть немного отсрочить неприятное объяснение со своей напористой пассией. Поскольку та не могла поймать дядю по телефону ни на работе, ни дома, то вечером она явилась к дядиной жене для выяснения обстоятельств дела.

– Где Серёжа? – спросила она.

– В командировке.

– Этот тип согласился быть оппонентом?

– Нет, наотрез отказался.

– Неужели Серёжа не смог его уговорить?!

Она была вне себя от удивления и досады.

Дядина подруга приходила к ним в дом запросто, безо всякого приглашения, нисколько не стесняясь его жену. Однажды, когда мы ужинали вчетвером, Элеонора (дядя звал её Нора) потчевала его как хозяйка:

Серёженька, давай я положу тебе ещё немного салатику!

Дядя только посмеивался, а его жена тихо бесилась. Я ей нисколько не сочувствовал. Это была ещё та стерва. Нас она считала «бедными родственниками» и вела себя очень заносчиво. Ну, как же, жена доктора экономических наук, профессора! Конечно, по сравнению с дядей мой отец, чиновник не очень высокого ранга в городском управлении торговли, выглядел, прямо скажем, неудачником, но это совсем не значило, что ей можно было так чваниться. Однажды, будучи в Ленинграде, она зашла к нам в гости и принесла фруктовый торт.

– Я зашла в магазин, – сказала она, – но там никаких тортов не было, кроме фруктовых. Сначала я не хотела его брать, но потом подумала, что вам ведь всё равно, лишь бы сладко было.

У меня появилось большое желание залепить этим сладким тортом в её наглую рожу. Я несколько раз видел такой трюк в комедийных фильмах. Разумеется, я ничего подобного не сделал и даже плохого слова ей не сказал. Не думаю, чтобы дяде понравилось, если бы я нагрубил его жене. А мне совсем не хотелось портить с ним отношения. Дядю я уважал больше всех своих остальных родственников, вместе взятых.